Словом "наркотики" в наши дни принято называть практически любое вещество, признанное государством запрещенным - не обязательно даже вызывающее привыкание.
Однако, прежде чем попасть в списки запрещенных, эти интересные вещества уже были взяты на вооружение учеными, а значит, поняты несколько шире и глубже, чем хотелось бы контролирующим органам.
Олдос Хаксли: Наркотики, формирующие сознание человека
Лично я считаю, что, хотя поначалу эти новые преобразователи сознания могут вызвать некоторое замешательство, в конечном итоге они углубят духовную жизнь тех сообществ, в которых они будут доступны. Это знаменитое "возрождение религии", о котором так долго говорили многие люди, произойдет не в результате евангелизационных массовых собраний или появления фотогеничных священнослужителей на телевидении.
Однако, прежде чем попасть в списки запрещенных, эти интересные вещества уже были взяты на вооружение учеными, а значит, поняты несколько шире и глубже, чем хотелось бы контролирующим органам.
Олдос Хаксли: Наркотики, формирующие сознание человека
Лично я считаю, что, хотя поначалу эти новые преобразователи сознания могут вызвать некоторое замешательство, в конечном итоге они углубят духовную жизнь тех сообществ, в которых они будут доступны. Это знаменитое "возрождение религии", о котором так долго говорили многие люди, произойдет не в результате евангелизационных массовых собраний или появления фотогеничных священнослужителей на телевидении.
Оно произойдет в результате биохимических открытий, которые позволят большему числу мужчин и женщин достичь радикального самопревосхождения и более глубокого понимания природы вещей. И это возрождение религии будет одновременно и революцией.
В "Храбром новом мире", который появился более чем за четверть века до "Наркотиков...",синтетический наркотик сома был одновременно и расширителем сознания, и своего рода социальным цементом, причем описанным в явно негативном ключе.
В этой книге отношение Хаксли к подобным веществам уже явно далеко не однозначно: функции самотрансценденции и межличностной эмпатии, которые выполняют эти средства, должны приводить не к тоталитарному заточению людей, запертых в собственной рациональной, сонной бестии, а к духовному возрождению.
Само понятие "наркотики" для Хаксли также не столь однозначно, как и закон об их запрете: транквилизаторы, своего рода элемент "шика" в обеспеченных слоях общества (к которым, видимо, можно отнести и Сому из "Храброго нового мира"), - это не то же самое, что, например, ЛСД.
Хаксли считал, что фармацевтика должна изобрести нечто, что позволит максимально увеличить "психическую энергию среднего индивида" при наименьших "издержках" для человеческого организма (т.е,
В идеале это должно было обернуться против режима, который запретил вещества, позволяющие расширить границы "я": "Обобщенная рациональность и живость ума - самые сильные враги диктатуры и в то же время основные условия эффективной демократии".
В "Храбром новом мире", который появился более чем за четверть века до "Наркотиков...",синтетический наркотик сома был одновременно и расширителем сознания, и своего рода социальным цементом, причем описанным в явно негативном ключе.
В этой книге отношение Хаксли к подобным веществам уже явно далеко не однозначно: функции самотрансценденции и межличностной эмпатии, которые выполняют эти средства, должны приводить не к тоталитарному заточению людей, запертых в собственной рациональной, сонной бестии, а к духовному возрождению.
Само понятие "наркотики" для Хаксли также не столь однозначно, как и закон об их запрете: транквилизаторы, своего рода элемент "шика" в обеспеченных слоях общества (к которым, видимо, можно отнести и Сому из "Храброго нового мира"), - это не то же самое, что, например, ЛСД.
Хаксли считал, что фармацевтика должна изобрести нечто, что позволит максимально увеличить "психическую энергию среднего индивида" при наименьших "издержках" для человеческого организма (т.е,
В идеале это должно было обернуться против режима, который запретил вещества, позволяющие расширить границы "я": "Обобщенная рациональность и живость ума - самые сильные враги диктатуры и в то же время основные условия эффективной демократии".
Разумеется, оптимизм по поводу прогресса фармацевтики в нелегком деле открытия дверей человеческого восприятия был с лихвой компенсирован "Возвращением в дивный новый мир", нехудожественным продолжением романа 27-летней давности, вышедшим в том же году.
Реалии сладкой кастовой утопии, уверяет Хаксли, с поразительной скоростью становятся нашей повседневной реальностью (конец 50-х годов, американский бум дикого потребительства). Альтернатива - с той же слегка возвышенной надеждой на светлое будущее, что и в "Наркотиках", - подробно описана в романе "Остров".
Альберт Хофманн, доктор философии: ЛСД - мой проблемный ребенок
"Группа шимпанзе в клетке очень чутко реагирует на то, что одному из них дают ЛСД. Даже если в отдельном животном не происходит заметных изменений, все в клетке начинают шуметь, потому что шимпанзе под воздействием ЛСД перестает подчиняться четко согласованному иерархическому порядку стаи".
История о том, как ЛСД случайно оказался в организме отца Альберта Хофманна, уже стала каноном в истории психоактивных веществ. Последующие события (как научные исследования вещества химиками и психотерапевтами, так и не совсем научные частные поездки) сейчас трудно воспринимать трезво, без романтического привкуса нью-эйджа, музыкального контекста и некоторого общего согласия с Belle Époque кислотного движения.
Реалии сладкой кастовой утопии, уверяет Хаксли, с поразительной скоростью становятся нашей повседневной реальностью (конец 50-х годов, американский бум дикого потребительства). Альтернатива - с той же слегка возвышенной надеждой на светлое будущее, что и в "Наркотиках", - подробно описана в романе "Остров".
Альберт Хофманн, доктор философии: ЛСД - мой проблемный ребенок
"Группа шимпанзе в клетке очень чутко реагирует на то, что одному из них дают ЛСД. Даже если в отдельном животном не происходит заметных изменений, все в клетке начинают шуметь, потому что шимпанзе под воздействием ЛСД перестает подчиняться четко согласованному иерархическому порядку стаи".
История о том, как ЛСД случайно оказался в организме отца Альберта Хофманна, уже стала каноном в истории психоактивных веществ. Последующие события (как научные исследования вещества химиками и психотерапевтами, так и не совсем научные частные поездки) сейчас трудно воспринимать трезво, без романтического привкуса нью-эйджа, музыкального контекста и некоторого общего согласия с Belle Époque кислотного движения.
"ЛСД - мой проблемный ребенок " - это бесконечно увлекательная история, рассказанная Хофманном, на чье изобретение обрушились тонны проклятий и благословений одновременно.
То ли пытаясь придерживаться научных рамок, то ли действительно находя это интересным, Хофманн с немецкой дотошностью объясняет, как именно проходила работа в лаборатории: более трети книги посвящено вынашиванию непростого пробирочного (in vitro) ребенка.
По мере того как ЛСД пробивал себе дорогу в научный, а затем и ненаучный мир, его эффекты поражали многих - но больше всего, похоже, самого Хофманна, который был откровенно озадачен его популярностью: "Я ожидал любопытства и интереса со стороны людей искусства - актеров, художников, писателей, - но не людей вообще".
Оплакивая хулителей ЛСД, с нескрываемым удовольствием ностальгируя по прошлому и напоследок процитировав пару Евангелий, Хофманн почти 30 лет спустя, на Всемирном конгрессе по кислотам, наконец-то сертифицировал свое "проблемное дитя".
"Я вижу истинное значение ЛСД в его способности оказывать существенную помощь при медитации, направленной на мистическое восприятие глубокой, абсолютной реальности. Такое применение полностью соответствует сути и природе действия ЛСД как священного зелья".
То ли пытаясь придерживаться научных рамок, то ли действительно находя это интересным, Хофманн с немецкой дотошностью объясняет, как именно проходила работа в лаборатории: более трети книги посвящено вынашиванию непростого пробирочного (in vitro) ребенка.
По мере того как ЛСД пробивал себе дорогу в научный, а затем и ненаучный мир, его эффекты поражали многих - но больше всего, похоже, самого Хофманна, который был откровенно озадачен его популярностью: "Я ожидал любопытства и интереса со стороны людей искусства - актеров, художников, писателей, - но не людей вообще".
Оплакивая хулителей ЛСД, с нескрываемым удовольствием ностальгируя по прошлому и напоследок процитировав пару Евангелий, Хофманн почти 30 лет спустя, на Всемирном конгрессе по кислотам, наконец-то сертифицировал свое "проблемное дитя".
"Я вижу истинное значение ЛСД в его способности оказывать существенную помощь при медитации, направленной на мистическое восприятие глубокой, абсолютной реальности. Такое применение полностью соответствует сути и природе действия ЛСД как священного зелья".
Теренс Маккенна: Пища богов
Маршалл Маклюэн был прав, полагая, что планетарная человеческая культура - планетарная деревня - будет носить племенной характер. Следующим значительным шагом на пути к планетарному холизму станет частичное слияние технологически преобразованного человеческого мира с архаической матрицей растительного разума, то есть с Трансцендентным Другим. Я не решаюсь охарактеризовать это пробуждающееся сознание как религиозное; тем не менее, это так.
И "это" будет включать в себя полное исследование измерений, открываемых растительными галлюциногенами, особенно теми, которые структурно связаны с нейротрансмиттерами, уже присутствующими в человеческом мозге. Тщательное исследование растительных галлюциногенов позволит выявить самый архаичный уровень драмы возникновения сознания: квазисимбиотическую связь растения и человека, которая характеризовала архаичное общество и его религию и через которую изначально воспринималась эта божественная тайна.
Маршалл Маклюэн был прав, полагая, что планетарная человеческая культура - планетарная деревня - будет носить племенной характер. Следующим значительным шагом на пути к планетарному холизму станет частичное слияние технологически преобразованного человеческого мира с архаической матрицей растительного разума, то есть с Трансцендентным Другим. Я не решаюсь охарактеризовать это пробуждающееся сознание как религиозное; тем не менее, это так.
И "это" будет включать в себя полное исследование измерений, открываемых растительными галлюциногенами, особенно теми, которые структурно связаны с нейротрансмиттерами, уже присутствующими в человеческом мозге. Тщательное исследование растительных галлюциногенов позволит выявить самый архаичный уровень драмы возникновения сознания: квазисимбиотическую связь растения и человека, которая характеризовала архаичное общество и его религию и через которую изначально воспринималась эта божественная тайна.
На первый взгляд, "Пища богов" - нечто среднее между занимательными домыслами конспиролога-любителя и очень милой околонаучной мистификацией. Однако, "доказав" в первой части книги молниеносную эволюцию мозга неразумного млекопитающего до современных стандартов с помощью психоделиков (грибов, спорыньи, ветреницы и так далее), Маккенна переключается на проблему наркотиков в "современном" понимании.
Утратив глубокую первобытную связь с Великой Богиней, пишет Маккенна, люди отошли от психоделического общения с грибами и постепенно, заменяя ключевое ритуальное вещество, пришли к употреблению алкоголя - и последующему установлению культуры господства с ее патриархатом, насилием, разделением и прочими неприятными вещами.
ЗаслугаМаккенны заключается в одном из самых подробных на сегодняшний день описаний истории человеческих зависимостей, а также в расширении понятия "наркотик".
Отказываясь видеть наркотики в "традиционных" псилоцибиновых грибах и им подобных, Маккенна обращает свое пристальное внимание на сахар, кофе, чай и шоколад, на которых сегодня сидит весь урбанизированный мир, не особо задумываясь о причинах и последствиях зависимости от них.
Утратив глубокую первобытную связь с Великой Богиней, пишет Маккенна, люди отошли от психоделического общения с грибами и постепенно, заменяя ключевое ритуальное вещество, пришли к употреблению алкоголя - и последующему установлению культуры господства с ее патриархатом, насилием, разделением и прочими неприятными вещами.
ЗаслугаМаккенны заключается в одном из самых подробных на сегодняшний день описаний истории человеческих зависимостей, а также в расширении понятия "наркотик".
Отказываясь видеть наркотики в "традиционных" псилоцибиновых грибах и им подобных, Маккенна обращает свое пристальное внимание на сахар, кофе, чай и шоколад, на которых сегодня сидит весь урбанизированный мир, не особо задумываясь о причинах и последствиях зависимости от них.
Отрицая буржуазную бодрость, стимулируемую грехами вроде чашки кофе, Маккенна противопоставляет ее бесконечной вселенной, которая открывается трансцендирующему сознанию при встрече с грибами в шаманском ритуале.
Разоблачая табачные корпорации, а вместе с ними и правительства, которые находятся под нуждой наркоторговцев в самом широком смысле этого слова, он умудряется превратить все 400 страниц "Пищи богов" в один долгий вой по утраченному раю бессознательного. Пить чай, равно как и кофе, после такой инъекции морально очень трудно.
Тимоти Лири: Психоделический опыт: Руководство, основанное на Тибетской книге мертвых
Юридически отлученные от возможности психоделического опыта, мы можем читать "Руководство" двояко: либо как кулинарный рецепт замысловатого блюда, ингредиенты которого официально запрещены, либо как памятник эпохе, которая ставила во главу угла духовное развитие.
Разоблачая табачные корпорации, а вместе с ними и правительства, которые находятся под нуждой наркоторговцев в самом широком смысле этого слова, он умудряется превратить все 400 страниц "Пищи богов" в один долгий вой по утраченному раю бессознательного. Пить чай, равно как и кофе, после такой инъекции морально очень трудно.
Тимоти Лири: Психоделический опыт: Руководство, основанное на Тибетской книге мертвых
Юридически отлученные от возможности психоделического опыта, мы можем читать "Руководство" двояко: либо как кулинарный рецепт замысловатого блюда, ингредиенты которого официально запрещены, либо как памятник эпохе, которая ставила во главу угла духовное развитие.
Лири - одно из тех лиц, которые одними из первых были бы напечатаны на коллекционных марках, посвященных 60-м годам. Профессор Гарварда, он впервые попробовал кислоту на пороге своего 40-летия и, утверждая, что узнал во время этого путешествия больше, чем за десятилетия психотерапевтической практики, пустился в бега, проводя многочисленные эксперименты с лизергином в университетской среде.
Нововведение апостола ЛСД, как часто называют Лири, вызвало шумную шумиху, закончившуюся увольнением профессора, что, впрочем, никак не повлияло на его дальнейшие эксперименты, лишь увеличившие оборот.
В "Руководстве" Лири ссылается на комментарии к "Тибетской книге мертвых" , написанные Юнгом, ламой Говиндой и доктором Эванс-Вентсом, "большим знатоком тибетского мистицизма". На основе этих комментариев разворачивается масштабное исследование всех граней, открывающихся разуму, "затуманенному" ЛСД, мескалином и псилоцибином. Лири со скрупулезностью фанатика описывает дозы, необходимые для трипа, и каждый момент, каждое чувство и ощущение, возникающие в нем, объясняя все увиденное через призму опыта тибетских мистиков.
Нововведение апостола ЛСД, как часто называют Лири, вызвало шумную шумиху, закончившуюся увольнением профессора, что, впрочем, никак не повлияло на его дальнейшие эксперименты, лишь увеличившие оборот.
В "Руководстве" Лири ссылается на комментарии к "Тибетской книге мертвых" , написанные Юнгом, ламой Говиндой и доктором Эванс-Вентсом, "большим знатоком тибетского мистицизма". На основе этих комментариев разворачивается масштабное исследование всех граней, открывающихся разуму, "затуманенному" ЛСД, мескалином и псилоцибином. Лири со скрупулезностью фанатика описывает дозы, необходимые для трипа, и каждый момент, каждое чувство и ощущение, возникающие в нем, объясняя все увиденное через призму опыта тибетских мистиков.
Идеальное чтение для атеистов и агностиков: скрупулезно собранные доказательства того, как микроскопическая частица материи может заставить тело ощутить присутствие божественного. Которое, если хотите, можно представить как простой химический эффект, но невозможно отрицать.
Доктор Александр Шульгин: PiHKAL: химическая история любви
"Я полностью убежден, что в нас заложена сокровищница информации. В генетическом материале каждой нашей клетки спрятаны огромные запасы интуитивных знаний. Это как библиотека, в которой хранятся бесчисленные справочники, только непонятно, как в нее войти. И без какого-либо средства доступа невозможно даже приблизительно оценить объем и качество содержимого этой библиотеки.
Психоделики позволяют нам исследовать этот внутренний мир и постичь его природу. Наше поколение впервые сделало самопознание преступлением, если оно происходит с помощью растений или химических соединений, которые помогают открыть двери в психику.Но тяга к знаниям всегда жива в человеке и только усиливается по мере взросления".
"Я фармаколог и химик, мои интересы лежат несколько в стороне от господствующей области фармакологии, а именно в области психоделиков, которые я нашел наиболее увлекательными и полезными ", - пишет Шульгин в первом предложении вступления.
Доктор Александр Шульгин: PiHKAL: химическая история любви
"Я полностью убежден, что в нас заложена сокровищница информации. В генетическом материале каждой нашей клетки спрятаны огромные запасы интуитивных знаний. Это как библиотека, в которой хранятся бесчисленные справочники, только непонятно, как в нее войти. И без какого-либо средства доступа невозможно даже приблизительно оценить объем и качество содержимого этой библиотеки.
Психоделики позволяют нам исследовать этот внутренний мир и постичь его природу. Наше поколение впервые сделало самопознание преступлением, если оно происходит с помощью растений или химических соединений, которые помогают открыть двери в психику.Но тяга к знаниям всегда жива в человеке и только усиливается по мере взросления".
"Я фармаколог и химик, мои интересы лежат несколько в стороне от господствующей области фармакологии, а именно в области психоделиков, которые я нашел наиболее увлекательными и полезными ", - пишет Шульгин в первом предложении вступления.
При должном терпении "Фенетиламины" становятся довольно увлекательным и даже почти художественным чтением. Шульгин, не слишком стараясь, прикрывает себя и свою жену псевдонимами, после чего рисует жизнь, наполненную экспериментами со всевозможными галлюциногенами, которые его прототип, видимо, успел попробовать.
Завершив "мыльную" первую часть книги, Шульгин отдал вторую часть полностью научным описаниям синтеза пары сотен психоделиков, их дозировок и эффектов.
Завершив "мыльную" первую часть книги, Шульгин отдал вторую часть полностью научным описаниям синтеза пары сотен психоделиков, их дозировок и эффектов.